И твою маму тоже: почему в женских консультациях все так сурово..

Заместитель главного редактора «Афиши Daily» Настя Красильникова делится
недоумением по поводу того, через какие испытания проходят беременные в
женских консультациях.

Меня зовут Настя, мне 30 лет, и недавно я узнала, что беременна. Помимо
счастья и радости это повлекло за собой множество хлопот. В частности,
мне надо было встать на учет в женскую консультацию. Это необходимо,
чтобы, во-первых, регулярно наблюдаться у врача, а во-вторых, получить
необходимые документы: обменную карту (требуется для родов в стационаре)
и бумаги для оформления декрета.

Женские консультации в Москве бывают частные (их немного)
и государственные (они есть в каждом районе). Я решила прикрепиться
к государственной консультации по месту жительства. Система записи
к врачам через портал госуслуг работает идеально: все делается онлайн,
обо всем приходят СМС-оповещения. Пока имеешь дело с роботами,
а не с людьми, все прекрасно.

Я отправилась на первый прием. Небольшой казенный кабинет
с гинекологическим креслом, врач и медсестра. Обстановка неприветливая,
но я в отличном настроении и полна надежд (беременным девушкам, думаю,
это вообще свойственно).

Врач — усталая женщина — перебирает бумаги на столе. Она не здоровается
и не поднимает на меня глаза:

— Слушаю вас.
— Здравствуйте! Я беременна.
— То есть на учет пришли вставать?
— Да.

Все еще не глядя на меня, врач протягивает мне документ, который
я должна подписать. Это информированное согласие. Там говорится, что
врач объяснила мне мой диагноз и что она со мной будет делать, мне все
понятно и я на все согласна. Я робко прошу дать мне эти самые
объяснения. Врач отвечает: «Подписывайте». Вздрагиваю. Безропотно
подписываю.

Велят раздеться и сесть в гинекологическое кресло. Спрашиваю, что сейчас
будет. Врач наконец удостаивает меня взглядом: «Вы хотите прикрепиться?
Тогда садитесь в кресло».

Я лежу в кресле, ожидая, пока врач разберется с бумажками. Наконец она
подходит ко мне и вдруг рявкает: «А ну расслабься!» Смотрю в потолок,
в глазах слезы.

Когда я встаю из кресла, оказывается, что на ты со мной перешла
и медсестра. Она протягивает мне стопку направлений и предлагает
их заполнить. Дрожащими пальцами беру ручку, заполняю. Я минут десять
провела с этими людьми, а уже боюсь их как огня. Медсестра вручает мне
ножницы, чтобы я вырезала какие-то талоны. Вырезаю. Про другие бумажки
говорит: «Вот это отксеришь на работе». Лепечу, что пока не готова
афишировать на работе свою беременность. Вступает врач: «А что, ксерокс
закричит, что ты беременна?»

Протянув мне ворох бумаг, медсестра строчит как из пулемета: с этим
пойдешь вот сюда, это отнесешь туда, с этим сделаешь то-то. Я прошу
ее объяснять помедленнее — слишком много информации, сложно так сразу
разобраться. Она ухмыляется: «Да у тебя вроде есть потенциал».

Среди прочего меня записали на анализ крови. Его надо сдавать натощак,
и медсестра комментирует следующим образом: «Завтрак чтобы с собой
принесла. Если по стеночке потом сползать будешь, тебя тут никто с пола
поднимать не станет».

Уже выйдя из кабинета и прорыдавшись, я осознаю, что хоть
я и пожаловалась на боли в животе, мне так и не сказали, как с ними
справляться. Просто записали в карту как жалобу.

Две основные эмоции, которые я испытывала в тот день, — отчаяние
и страх. Как-то совершенно автоматически незнакомые грубые
и бесчувственные люди обрели надо мной власть. Мне много раз говорили,
что беременной женщине ни в коем случае нельзя нервничать, особенно
на ранних сроках. Еще мне говорили, что это прекрасное и удивительное
время. Мои инстинкты подсказывали, что нужно как можно скорее бежать
от этих людей. Я попросила мужа впредь всегда ходить в ЖК со мной —
хотя бы чтобы мне было куда уткнуться после очередного приема.

Я решила выяснить, отдельный ли это случай хамства или систематическое
явление. Опрос знакомых и незнакомых девушек, бывавших в женских
консультациях, и чтение форумов показали, что обращение к пациентам
на «ты» — это непременный атрибут таких учреждений, а унижение
человеческого достоинства вполне регулярный ритуал. Кого-то врачи
отправляли в магазин себе за пирожками, на кого-то кричали. На женских
форумах девушки выкладывают фотографии своих анализов и просят
объяснить, что они значат: «У врача спросить я побоялась». Вот каким
надо быть врачу, чтобы беременная женщина побоялась его попросить
о такой малости — прокомментировать результаты анализов? Это было бы
чудовищно, даже если бы было единичным случаем. Но он далеко
не единичный. Истории в диапазоне от просто неприятных до прямо-таки
жутких все это время были от меня на расстоянии одного поискового запроса.

Наверное, те, кто всем доволен, реже оставляют отзывы в интернете. Были
и такие, кто говорил, что им повезло с врачом, но неприятных историй
больше. Вот это самое поразительное: чтобы тебе отвечали на вопросы,
объясняли и хотя бы не хамили в тот период жизни, когда ты и без того
взволнована и уязвима, — тебе должно повезти.

Через несколько дней мы с мужем отправились на тот самый анализ крови.
Анализ сложный, крови нужно много много — несколько пробирок. В процессе
выяснилось, что медсестра неправильно заполнила одно из направлений.
Сотрудница процедурного кабинета отправила моего мужа на поиски любой
медсестры, чтобы она поставила в бумажке нужные галочки. Муж так
и сделал, но когда принес заполненное направление, выяснилось, что
галочки ему поставили не там. Бравшая анализы женщина отправила его
по новой, а мне сказала: «Вот мужчины! Никуда их послать нельзя, ничего
не могут!» Я хотела было ответить, что откуда ж ему знать, какие галочки
надо ставить, и что, вообще-то, началось все с того, что ее коллеги
неправильно заполнили направление. Но я опять была не в том положении,
чтобы качать права: у меня из вены торчала игла, мы были на середине
третьей пробирки.

На следующий плановый прием я шла с дрожащими коленками.

— Жалобы?
— Очень сильные боли в желудке.

В ответ врач молча выписала мне направление к терапевту. Ни одного
дополнительного вопроса. Ни единого комментария. Даже о том, что
в качестве обезболивающего беременным можно но-шпу, она не посчитала
нужным мне сообщить.

Затем моя врач ушла в отпуск — и плановый прием вела ее коллега.
По каким-то причинам я надеялась, что эта женщина будет более
приветливой, но и она первым делом, ничего не объясняя, заставила меня
подписать информированное согласие. Потом, когда я осмелилась обратиться
к ней за разъяснениями по поводу результатов анализов, она соизволила
что-то пробурчать. На мое «Спасибо, я поняла» она фыркнула: «Ну слава
богу!» Невесть почему мне стало безумно стыдно, что я задаю какие-то
вопросы.

С каждым посещением консультации вопросов к работе этой системы у меня
становилось все больше. Поскольку я не только беременная женщина,
но и журналист, у меня есть некоторые дополнительные возможности
получить на них ответы. Я нашла недавнее интервью

с главным гинекологом Москвы Александром Коноплянниковым, в котором он,
в частности, рассказывал, что для сотрудников женских консультаций
разрабатывают курс тренингов по общению с пациентками. Вот что он среди
прочего говорил: «Мы должны научиться общаться между собой, улыбаться.
Врач должен быть примером для остальных медицинских работников. Доброе
слово может вылечить, а грубость и хамство наоборот. Тем более врачи
акушеры-гинекологи работают с беременными, которые из-за гормональных
изменений наиболее уязвимы к грубости».

Я отправила в Департамент здравоохранения Москвы запрос на интервью
с Коноплянниковым. Я надеялась, что он сможет мне объяснить, почему все
те пятнадцать минут, которые отведены на прием, врачи непрерывно что-то
пишут, так что даже не всегда успевают поднять глаза на пациентку.
Почему заставляют подписывать информированное согласие, хотя и не думают
информировать пациентку, на что она соглашается. Почему воспринимают
в штыки любые вопросы. Нельзя ли как-то сократить врачам бумажную
работу. Почему, наконец, врачи обращаются к пациенткам на «ты».
Терапевты, стоматологи, хирурги — все врачи обращаются к пациентам
на «вы», кроме акушеров-гинекологов в женских консультациях.

Этого интервью я добивалась больше месяца. А когда все же добилась, оно
как-то сразу не задалось. Когда я процитировала Коноплянникову его же
слова об обучении врачей вежливости, он заявил, что ничего подобного
не говорил. Заверил, что большинство жалоб пациенток на врачей женских
консультаций, которые он читает, безосновательны. Услыхав, что я сама
столкнулась с хамством, сказал, что мне «просто не повезло» — снова эта
удивительная идея, что элементарная корректность в системе
здравоохранения каким-то образом зависит от везения! На большинство моих
вопросов Коноплянников попросту отказался отвечать, поскольку они,
по его мнению, не относились к одобренной Департаментом здравоохранения
теме «обучения врачей». А еще он потребовал, чтобы я ничего
не публиковала без согласования с ним. Он, конечно, скажет, что я все
переврала. Пусть говорит что хочет.

Как бы там ни было, после двадцати минут общения с Коноплянниковым
я с кристалльной ясностью поняла, почему система женских консультаций
именно такая.

Наверное, у всего этого есть какие-то веские причины. Вряд ли эти
усталые женщины шли в мед, чтобы потом без конца заполнять бумажки.
Наверное, всю эту потогонную систему работы женских консультаций
придумали люди, которые забыли или никогда не знали, что такое медицина.
И зарплаты у врачей, скорее всего, мизерные. Это не оправдывает хамство,
но хотя бы объясняет вечное раздражение.

У нас считается, что на врачей, учителей и полицейских нельзя обижаться:
дескать, они жизни спасают, человека из тебя делают, от преступников
защищают. Наверное, с этим можно согласиться, когда речь идет о хирурге,
который выругался на десятом часу сложнейшей операции, или
о полицейском, который с применением энергичной лексики прогоняет тебя
с места преступления. Но почему нужно мириться с грубостью врача, пока
он ведет вполне себе административный учет в спокойной обстановке
собственного кабинета? Почему мы не прощаем резкости менеджеру банка или
кассиру, но при этом считаем, что она вполне нормальна для медсестры,
которая не в реанимации работает, а в женской консультации? Сотрудники
консультации имеют дело в большинстве случаев даже не с болезнями,
а с беременностью — вполне естественным состоянием человека.

Я думала, что со всем этим делать. Как относиться к тому, что эти врачи
часто равнодушные, а иногда и попросту злые. Плохой человек, как
и хороший, — не профессия, но для врачей женских консультаций умение
быть терпеливыми и отзывчивыми — это в значительной степени и есть
работа. Что делать с тем, что почти любая девушка, особенно беременная
впервые и на раннем сроке, чувствует себя абсолютно бесправной в этом
царстве холодных расширителей и металла в голосах. Как быть, если
руководитель всей этой системы не только не признает существования
проблемы, но и воплощает в себе все высокомерие образованного
медработника по отношению к растерянному пациенту. И что делать тем,
у кого нет денег на платное наблюдение и кому приходится иметь дело
с подобным отношением все девять месяцев, про которые принято говорить,
что это самое счастливое время в жизни женщины.

Единственное, что я пока придумала, — это не молчать. Первый шаг
к решению проблемы — признание, что проблема есть. К тому же осознание,
что ты не одна такая, кому «не повезло с врачом», уже само по себе —
помощь и поддержка. А дальше мы уж найдем способ объяснить этим уставшим
людям, что заслуживаем хотя бы элементарного уважения.

Tags: ,

Комментариев пока нет.

Добавить комментарий


About Беркегейм Михаил

Я родился 23 ноября 1945 года в Москве. Учился в школе 612. до 8 класса. Мама учитель химии. Папа инженер. Я очень увлекался химией и радиоэлектроникой. Из химии меня очень увлекала пиротехника. После взрыва нескольких помоек , я уже был на учете в детской комнате милиции. У меня была кличка Миша – химик. Из за этого после 8 класса дед отвел меня в 19 мед училище. Где меня не знали. Мой отчим был известный врач гинеколог. В 1968 году я поступил на вечерний факультет медицинского института. Мой отчим определил мою профессию. Но увлечение электроникой не прошло, и я получил вторую специальность по электронике. Когда я стал работать врачом гинекологом в медицинском центре «Брак и Семья» в 1980 году, я понял., что важнейшим моментом в лечении бесплодия является совмещение по времени секса и овуляции. Мне было известно, что овуляция может быть в любое время и несколько раз в месяц. И самое главное, что часто бывают все признаки овуляции. Но ее не происходит. Это называется псевдоовуляция. Меня посетила идея создать прибор надежно определяющий овуляцию. На это ушло около 20 лет. Две мои жены меня не поняли. Я мало времени уделял семье. Третья жена уже терпит 18 лет. В итоге прибор получился. Этот прибор помог вылечить бесплодие у очень многих женщин…