Кто будет нас лечить?

Деньги на здравоохранение есть, но тратят их глупо/
На эти и другие вопросы «Труда-7» ответил Давид Мелик-Гусейнов, кандидат фармнаук, член Координационного совета Госдумы по вопросам инновационного развития медицинской и фармацевтической промышленности.
Лекарства дорогие, но доступные
— Давид Валерьевич, когда наконец самые современные и эффективные лекарства будут доступны абсолютно всем нуждающимся в них?
— Лекарства дешеветь не будут никогда. Дорожают ресурсы, лекарственные молекулы. Чем больше инвестиций в фармацевтическую отрасль, тем быстрее инвесторы стараются отбивать вложенные средства, и цены будут расти. Как ни печально, но лекарства должны быть дорогими. А мы часто путаем понятия «дорогое» и «доступное». В США, Европе, Японии лекарства на порядок дороже, чем у нас. Дорогое и качественное лекарство позволяет получить ту сверхприбыль, которую потом фармкомпании реинвестируют в создание новых технологий и новых эффективных лекарств. Другое дело —как сделать эти лекарства доступными для всех нуждающихся.
В одних странах запускают программы страхового лекарственного обеспечения, в других все «скидываются» по энной сумме, и в общем котле находится что-то похожее на страховой фонд. И если человек заболевает, ему гарантированно оплачивают медикаменты из общей суммы. Это удобно.  Похожий принцип действует и в России — это страхование автомобилей ОСАГО. И сама идея как таковая, и в целом страховое лекарственное обеспечение для нас — спасение. Но быстро внедрить эту систему нельзя.  Реформа, скорее всего, начнется в 2014 году. Почему? Во-первых, пройдут важные политические события — выборы президента и депутатов Госдумы.  Во-вторых, в 2014 году Россия, скорее всего, приблизится к точке невозврата. Это значит, что взятые на себя государством социальные обязательства перестанут выполняться. Уже сейчас не хватает денег на лекарственное обслуживание. Пациенты обращаются в суды, выигрывают их, региональные власти обязуют оплачивать медикаменты, которые люди должны получать бесплатно, но регионы не могут дать денег: их у них нет. Хотя, нужно заметить, деньги в здравоохранении есть. Просто используются они нерационально.
У нас порядка 2 млрд. долларов государство тратит на лекарственное обеспечение в рамках госпрограммы ОНЛС (обеспечение необходимыми лексредствами) и высокозатратных технологий. И еще примерно столько же тратится на монетизированную часть льготы, когда люди вместо нее получают деньги. Немного — примерно 600 рублей в месяц, но в глубинке это реальная прибавка к пенсии. То есть эти деньги, которые запускаются в здравоохранение, не возвращаются — люди их проедают. Из 17 млн.  человек, имеющих право на льготу, отказались от нее 13 млн.! Лекарства получают всего 4 млн., остальные выбирают деньги. Но пациенту все равно нужно лечиться, иначе ситуация безвыходная. Есть еще Постановление правительства РФ № 890, в рамках которого субъекты Федерации обязаны обеспечивать население лекарствами. Льготник отказывается от ОНЛС и получает бесплатные медикаменты по региональной льготе. Вот двойная система здравоохранения. Кроме того, этот льготник еще может лечь в больницу, где тоже получит бесплатные медикаменты и питание. 40% госпитализаций сегодня носит социальный характер — не по заболеванию.  Иногда ложатся полечиться и поесть. В результате не хватает денег на медучреждения и зарплату врачам, хотя 40% средств расходуется не по назначению — при этом люди в больницах лежат в коридорах.
Что делать? Сформировать единую систему лекарственного обеспечения. А тем, кто выбрал денежную компенсацию, предложить вернуться обратно в программу. Это можно мотивировать в том числе и финансово: единовременно выплатить 5–10 тысяч рублей — и люди вернутся. Реализовать эту идею сможет только сильный менеджер — человек, который возьмет на себя такую ответственность.
Мы до сих пор относимся к здравоохранению как к дотационной системе. Во всем мире здравоохранение носит не дотационный характер, а инвестиционный. Государство, частные и государственные фонды вкладывают средства в здоровье конкретного человека. То есть, вложив доллар или рубль в лечение, по прошествии времени государство получает эффект в виде экономически дееспособного человека, который платит налоги, а не сидит на шее у государства, получая льготы. И эта система реально работает. Возьмем ювенильный (детский) артрит. Если деток полечить в подростковом периоде, то они с 18 лет — здоровые люди. Или детский церебральный паралич. Есть препараты, которые вводятся в мышцы, и такие люди могут работать за компьютером. Они, может быть, двигаются не идеально, но это умные дети, которые могут работать. Вот уже вклад в копилку государства. Пока не будет такой системы, бюджета здравоохранения всегда будет не хватать.
Врачи не несут ответственности
— Все дети до трех лет должны обеспечиваться бесплатными лекарствами. Но получить их для своего ребенка — огромная проблема. Почему?
— Обеспечение детей лекарствами финансируется по остаточному принципу.  То есть детей просто обрекают быть инвалидами. По все тому же Постановлению № 890 все дети должны обеспечиваться бесплатными медикаментами при амбулаторном и стационарном лечении. Это происходит крайне редко. Врач должен выписать официальный рецепт, потом родители должны пойти с этим рецептом в соответствующую прикрепленную аптеку и получить препарат. Но зачастую врачи не знают об этом правиле, а если знают, то по негласному указанию придерживают эти рецепты. У них нет бланков или этих препаратов нет в аптеке — отговорок миллион. С детскими лекарствами ситуация не то что плохая — критическая. 80% всех препаратов составляет потребность в лекарствах для детей. В США это 40%, в Израиле — 30%. В советское время были производственные аптеки — они спасались тем, что на заказ изготавливали лекарства для детей. Сегодня таких аптек единицы. Мы предлагали сформировать перечень необходимых препаратов именно для детей и способствовать тому, чтобы фармкомпании регистрировали эти препараты. Это инвестиции в наше будущее.
— На все эти нововведения нужны деньги. Где их взять?
— Мы тратим на Олимпиаду 12 млрд. долларов, а на полноценную систему лекарственного обеспечения нужно всего 4 млрд. долларов в год.  Необходима политическая воля и ответственный человек, который стал бы этим заниматься.
— Проблема не только в деньгах. Для больниц закупили дорогущие
современные томографы по миллиону долларов, а пользоваться ими никто не
умеет…
— Нет квалифицированных специалистов. Советская система образования и повышения квалификации врачей изжила себя. В образование должны прийти новые люди. Но реформы надо проводит поэтапно. Необходима непрерывная система повышения квалификации врачей: не раз в пять лет, как это сейчас происходит, а каждый день, каждый месяц. За пять лет человечество умножает свои знания в медицине вдвое. Врачу хотя бы раз в месяц нужно получать дополнительные знания. Это можно делать онлайн, с помощью конференций, выездов врачей в образовательные центры и центров — к врачам.
Да, не всем доступен интернет, например. Но мы не берем сейчас сельские ФАПы. Если люди заболевают серьезно, они в любом случае приезжают в город, но даже тут им не могут полноценно оказать помощь. Врач сегодня не несет никакой ответственности за тот диагноз, который ставит, и то лечение, которое назначает. За рубежом у каждого врача есть лицензия, плюс он еще и застрахован. Если доктор ошибся, лицензию отзывают, а страховщики платят пострадавшему за ошибку.
Анальгин отменяется
— Власти заявляют, что у нас должно быть большинство отечественных препаратов. Это реально?
— Поднимать отечественный фармпром надо. Это социальная безопасность, дополнительные рабочие места, налоги. Но через 5–6 лет необходимость в огромных технопарках пройдет. Она уже сходит в мире на нет. Фармацевтика ищет очень узкие и прорывные персонализированные технологии не для всех людей, а для конкретных пациентов и болезней. Через какое-то время будет расшифрована ДНК, 90% этой работы уже сделано. И как только ДНК будет расшифрована, начнется громадная революция в медицине. Человек придет в аптеку, и ему сделают лекарство под его генотип, физиологию и так далее.  Это звучит сейчас, как рассказ братьев Стругацких, но тем не менее так и будет. Массовые лекарства типа аспирина и активированного угля уйдут в прошлое. Штучный товар всегда выгоднее делать, чем массовый. Мы вернемся к индивидуальным формам изготовления лекарств, как в древности аптекарь в ступке сам смешивал ингредиенты для каждого клиента. Поднимать фармпром надо за счет прорывных технологий, конкурентоспособных на мировом рынке, а не на локальном. Тогда будет доверие к этим препаратам.  Штамповать на огромных заводах устаревший анальгин бессмысленно.
— Судя по нашей демографической ситуации, пользоваться этими новейшими
лекарствами скоро просто будет некому…
— Сейчас у нас период, когда родителями становятся поколение, рожденное в 90-е годы. Тогда рождаемость резко упала. Эта демографическая яма передвинулась на сегодняшний день — рожать просто некому. Нужно одно —улучшать систему здравоохранения. Именно от него на 40% зависят демографические показатели и продолжительность здоровой жизни.
Юлия Гарматина
Источник: trud.ru

Tags:

Комментариев пока нет.

Добавить комментарий


About Беркегейм Михаил

Я родился 23 ноября 1945 года в Москве. Учился в школе 612. до 8 класса. Мама учитель химии. Папа инженер. Я очень увлекался химией и радиоэлектроникой. Из химии меня очень увлекала пиротехника. После взрыва нескольких помоек , я уже был на учете в детской комнате милиции. У меня была кличка Миша – химик. Из за этого после 8 класса дед отвел меня в 19 мед училище. Где меня не знали. Мой отчим был известный врач гинеколог. В 1968 году я поступил на вечерний факультет медицинского института. Мой отчим определил мою профессию. Но увлечение электроникой не прошло, и я получил вторую специальность по электронике. Когда я стал работать врачом гинекологом в медицинском центре «Брак и Семья» в 1980 году, я понял., что важнейшим моментом в лечении бесплодия является совмещение по времени секса и овуляции. Мне было известно, что овуляция может быть в любое время и несколько раз в месяц. И самое главное, что часто бывают все признаки овуляции. Но ее не происходит. Это называется псевдоовуляция. Меня посетила идея создать прибор надежно определяющий овуляцию. На это ушло около 20 лет. Две мои жены меня не поняли. Я мало времени уделял семье. Третья жена уже терпит 18 лет. В итоге прибор получился. Этот прибор помог вылечить бесплодие у очень многих женщин…