Ренат Акчурин: «Столько людей мы не теряли ни в одной войне…» Ежегодно от сердечно-сосудистых заболеваний умирает почти миллион россиян. Между уровнем смертности и финансированием здравоохранения существует прямая связь, убежден кардиохирург Ренат Акчурин. По его словам, на здравоохранение государство должно тратить не менее 6% ВВП, но пока такой задачи никто не ставит, больные годами ждут операций, а хирурги вынуждены по несколько раз использовать материалы, предназначенные для одноразового использования.  — Первого января стартовал национальный проект «Здоровье». Чиновники Минздравсоцразвития убеждают, что после этого отечественное здравоохранение просто расцветет. Готовы ли вы к грядущему расцвету?  — Всемирная организация здравоохранения, основываясь на опыте многих стран, сделала вывод, что для развития национального здравоохранения страна должна тратить на него не менее 6% ВВП. В США тратят 14%. У нас в 2004-2005 годах финансирование составило 2,9 и 2,8% ВВП. На 2006 год запланирован уровень 2,9%. Проект «Здоровье» позволит к бюджетному финансированию прибавить еще 58,1 миллиарда рублей. Затея хорошая. Чем больше будет средств, тем лучше.  Российский опыт показывает, что существует прямая связь между уровнем финансирования национальной системы здравоохранения и уровнем смертности населения. В 1990 году Россия по показателю смертности была практически на одном уровне с Германией и Францией.  Когда в 1995 году резко упали объемы финансирования здравоохранения (на 70% от уровня 1991 года), тут же подскочила смертность – с 1100 человек на 100 тысяч населения в 1991 году до почти 1600 человек в 1995 году. Власти, испугавшись полученного эффекта, в 1997 году подбросили деньжат, и к 1998 году смертность несколько снизилась – до 1400 человек на 100 тысяч. Сегодня смертность населения у нас на 60-80% превышает европейские показатели. Общая продолжительность жизни в России на 12 лет меньше, чем в США.
Профессор, академик РАМН, Ренат Акчурин руководит отделом сердечно-сосудистой хирургии Института клинической кардиологии имени А.Л. Мясникова. Прошел стажировку в клинике известного американского хирурга Майкла Дебейки. Руководил бригадой хирургов, оперировавших Бориса Ельцина и Виктора Черномырдина.
Это – следствие недофинансирования здравоохранения. Чтобы выйти на уровень расходов в 6% ВВП, здравоохранению как отрасли в 2005 году не хватило 370 миллиардов рублей. И если в этом году проект «Здоровье» и принесет в отрасль дополнительные 58 миллиардов, этого все равно будет недостаточно для кардинального исправления ситуации.  В прошлом году в России умерло 1,6 миллиона человек, из них от сердечно-сосудистых заболеваний — 986 тысяч. Столько людей мы не теряли ни в одной войне.
— Сколько операций на сердце делают в России?  — В 2004 году сделано около 30 тысяч операций. Население России примерно 140 миллионов человек, так что на миллион населения у нас получается около 200 операций. Для сравнения: в США на миллион населения делают около 1200 операций. По расчетам ВОЗ, в России нужно делать не менее 600 операций на каждый миллион жителей.  — Почему же не делаем?
— Денег нет.
— А кардиохирургов хватает?
— Нет. Точных цифр не дам, но обеспеченность страны кардиохирургами – около 60%.
— В вашем институте есть очереди на операции?
— Конечно. Чтобы сделать бесплатную операцию, надо ждать 1,5-2 года.  Впрочем, очереди есть и в Швеции и других скандинавских странах, где делают 1000 операций на миллион населения.  Каждый год количество больных возрастает. Тот, кто пришел к нам четыре года назад и не согласился на операцию, надеясь на то, что все обойдется, если принимать лекарства, вновь приходит к нам, но уже в более тяжелом состоянии. Кардиология работает в целом неэффективно. В регионах с населением в миллион человек должно быть пять-десять центров, где делают коронографию и зондирование сердца.  Тогда врач мог бы определить, кому надо срочно делать операцию, а кого — просто подлечить. Но даже Москва не может похвастать большим количеством центров, оснащенных аппаратами для зондирования сердца и коронографии: я знаю НИИ скорой помощи имени Склифосовского и 15-ю городскую клиническую больницу.
— Вы делаете бесплатные операции?
— Да, для тех, кто стоит в очереди. Мы сами себе планируем, сколько таких операций сможем сделать. В этом году, например, запланировали провести 400 — куда же девать больных, если другие центры под разными предлогами от них отказываются? Средства, расходуемые Минздравcоцразвития на так называемых «квотных» больных (каждый регион имеет свои квоты для пациентов, нуждающихся в операциях в столичных центрах) не покрывают стоимости операции. Сейчас за каждого «квотного» больного мы получаем около 22 тысяч рублей при стоимости операции 8 тысяч долларов.  — При операциях вы используете отечественные или импортные расходные материалы?
— Подавляющее большинство материалов производится за рубежом, включая лекарственные препараты, расходные пластмассовые инструменты. На них уходит примерно 2,5-3 тысячи долларов из восьми.  Остальное – это стоимость работы, аппаратуры и так далее.  Медицинская промышленность у нас умерла. Она – отдаленное подобие того, что было в советские времена. Тогда она плохо развивалась из-за «железного занавеса», при котором мы были вынуждены расти сами по себе. И делали немного техники, которая мало-мальски обеспечивала больницы. Теперь, сделав изобретение, рационализаторы сталкиваются с тем, что Минздравсоцразвития отнюдь не заинтересовано в том, чтобы принять его на вооружение и помочь отечественным производителям, обеспечив им госзаказ. Отсутствие госзаказа чиновники объясняют тем, что отечественные производители проигрывают тендеры иностранным.  У нас возникла целая армия лоббистов, которым выгоднее за небольшой процент привозить любую технику из-за рубежа и — опять-таки не бесплатно — обеспечивать иностранным компаниям победу над российскими на тендере, вернее, еще до его проведения. Это тормозит развитие отечественной промышленности.  Часто Минздрав не может сделать госзаказ из-за того, что бюджеты регионов разделены. И в каждом регионе есть такие лоббисты, которые за определенный профит готовы брать продукцию, скажем, Siemens. Это все равно что сказать: зачем нам российский аспирин, давайте возьмем Upsa.
— Вы в ноябре получили гран-при международной выставки IENA-2005 за систему «Карат»: мобильное устройство для хирургических операций на сердце с аутогемотрансфузером – прибором, который позволяет собирать кровь и возвращать ее больному во время операции. Какой, вам кажется, будет судьба этого изобретения?  — «Карат», по сути, совмещает две машины (одну из них, «Космею», мы показывали раньше, в 2003 году). Примерно полтора года назад я показывал эту систему министру здравоохранения и социального развития господину Зурабову. Сегодня мы сделали на КБ «Взлет» серийные образцы и раздали их в семь разных клиник. За изобретение «Карата» мы получили то, что раньше называлось Государственной премией.
— Серийные образцы есть, а дальше?
— Дальше ждем, когда средства будут. На предприятии, предназначенном для выпуска космической техники, без госзаказа наладить производство нереально. Что касается «Космеи», то КБ «Взлет» продало около 15 машин. Интерес к ним проявили южно-корейские хирурги. Прибор запатентован в Европе. Но чтобы поддерживать этот патент, нужно ежегодно платить за его возобновление. Два года оплачивать патент нам помогали Минздравсоцразвития и Минпромнауки, которые финансировали производство первых партий, но что будет дальше, неизвестно. Ежегодно платить они не смогут.  Хозяева патента – КБ «Взлет» — смогут рефинансировать затраченные средства лишь при наличии большого спроса на прибор. Спрос есть, но есть и приток импортной техники, выполняющей аналогичную работу, но хуже по качеству. Соотношение «цена-качество» у зарубежных образцов подчас не выдерживает никакой критики, при этом все продается за у.е. В этой борьбе побеждает стремление купить зарубежные изделия.  Например, американская фирма «Медтроник» производит стабилизаторы миокарда. Они гораздо хуже наших, и, кроме того, это одноразовые приборы. У нас российские хирурги, купив один американский стабилизатор, из-за бедности пытаются использовать его пять, шесть и даже десять раз. Этот прибор не отмывается до конца, его категорически нельзя использовать второй и третий раз, не говоря о десятом. Защита от гепатита и многих других болезней предполагает его однократное использование.
В 1984 году я учился у американского хирурга Майкла Дебейки в Хьюстоне и помню, как рядом со мной ходил такой же резидент из Израиля и собирал катетеры, использованные на операции. Отмывал их и увозил в Израиль для повторного использования. Российские хирурги тогда этого не делали, а сейчас сами многократно используют многие расходные материалы, и контроля за этим нет.  У «Космеи» относительно счастливая судьба – КБ «Взлет» может выполнить заказ на нее по первому запросу клиента. Но это не развивает наших конструкторов, а дает возможность тихо тлеть. Я думаю, что потребность в этих машинах в России составляет порядка 50 штук в год. Но у больниц нет денег. Им покупают десяток «Медтроников» по 2 тысячи долларов, и они работают. А наша система «Карат» стоит около 50 тысяч долларов, но на нее гарантия — пять лет беспрерывного использования. «Взлет» проводит ремонт, замену деталей и даже готов заменить целую машину, хотя серьезных осечек у них ни разу не было.
— В западной хирургии все большее распространение получают так называемые неинвазивные методы, позволяющие при операциях делать сравнительно небольшие разрезы. Каковы перспективы этого направления?
— Классической кардиохирургии все равно пока никто не отменял. Все, что делается, как говорят, малоинвазивно, все равно делается классическим способом, просто разрез другой и способы доставки инструмента другие.
В США высоко развита медицинская промышленность. Сегодня ее развитию способствуют люди, которые не хотят выглядеть больными. Они не желают иметь длинные рубцы на теле, и это подстегнуло американцев развивать новые методы.
В России тоже развивается это направление. Начиная примерно с 1992 года мы проводим эксперименты, на эту тему написано несколько серьезных научных работ, вышли книги. Но сказать, что это будет панацеей и мы все перейдем на эту технологию, я не могу. Есть больные, которым нужно сделать, например, множественное коронарное шунтирование. Ведь в последние годы у поступающих больных все больше различных осложнений, и из-за этого сложность операции в техническом смысле возрастает. Поэтому сердце должно быть остановлено, его необходимо достаточно хорошо осмотреть, чтобы было удобно дойти до любой маленькой веточки.
Галина Антонова
Материал опубликован в «Газете» №5