Роды в Шотландии

Моя младшая дочь Василиса появилась на свет в шотландском городе Абердине. Во всем, что касается условий и оборудования, — полная иллюзия перемещения во времени по меньшей мере лет на сто вперед! В России, наверное,так будут рожать только в конце XXI века.Моя младшая дочь Василиса появилась на свет в шотландском городе Абердине. Во всем, что касается условий и оборудования, — полная иллюзия перемещения во времени по меньшей мере лет на сто вперед! В России, наверное,так будут рожать только в конце XXI века. Хотя лично я от этой перспективы не в восторге. Да и можно ли сложнейший физиологический процесс — роды проводить по раз и навсегда заведенной схеме, пусть даже составленной по стандартам третьего тысячелетия?
»
Популярная медицина № 4
Наталья НИКОЛАЕВА, врач
Беременность с комфортом
Куда идет наша соотечественница, предполагающая стать мамой? В женскую консультацию. С этого момента она уже не принадлежит себе: за ее состоянием на протяжении всей беременности пристально наблюдает акушер-гинеколог. За несколько дней до очередного визита к врачу нужно сдать анализы, чтобы результаты были готовы к моменту осмотра. С этой процедурой у меня связаны самые неприятные воспоминания.
Встаешь чуть свет, полусонная несешься в поликлинику, цепенея при мысли, что со злосчастной банки из-под майонеза соскочила самодельная крышка — кусок кальки на резинке и анализ мочи уже плещется в сумке! Борясь с верной спутницей токсикоза — тошнотой, выстаиваешь бесконечную очередь из прочищающих горло бабулек и шмыгающих носом студентов перед дверью процедурного кабинета, из последних сил стараешься не упасть в обморок, когда берут кровь (что при моих сосудах, увы, не всегда получается с первого раза даже из пальца).
В этом смысле шотландская система патронажа беременных, рассчитанная на максимальный комфорт для женщины, нравится мне намного больше отечественной!
В Абердине после визита к семейному доктору меня «прикрепили» к медсестре. Она должна была наблюдать за моим состоянием до рождения ребенка и затем еще 14 дней после родов. Каждые 2-3 недели я приходила в поликлинику к назначенному часу и приносила анализ мочи в выданной мне для этой цели пластмассовой пробирке с плотно пригнанной пробкой. Ни о каких «протечках» из такой тары не могло быть и речи! Йошула (так звали медсестру) погружала в нее специальную полоску с тест-системой, выливала соломенно-желтую жидкость в раковину, а пустую пробирку возвращала мне. Я вставала на весы, после чего вооружившаяся сантиметром Йошула колдовала над моим животом, определяя, насколько он увеличился с момента нашей последней встречи.
Затем, затаив дыхание, мы слушали, как бьется сердце будущего малыша. Поверьте, никакая музыка в мире не сравнится с головокружительным ритмом стремительно развивающейся жизни! У Йошулы был специальный акустический приборчик, усиливающий звук. Эта заморская диковинка очень пригодилась бы российским акушерам: ведь они до сих пор определяют сердцебиение плода стетоскопом, которым их коллеги пользовались еще в XIX веке!
Пожалуй, самой трогательной процедурой было ультразвуковое исследование: мне позволили вдоволь полюбоваться крохотным существом на экране монитора, обстоятельно прокомментировали увиденное и подарили фотографию ребенка на память. Эти «исторические» кадры, снятые до рождения малыша, в шотландских семьях помещают на первые страницы детских фотоальбомов.
Помимо обычного — клинического (из пальца) и биохимического (из вены) анализа крови всем беременным женщинам в Великобритании делают специальное генетическое исследование, позволяющее заподозрить тяжелое врожденное заболевание -синдром Дауна. Благодаря повсеместному дородовому тестированию в последнее десятилетие у английских малышей этот недуг практически не встречается. В России такой тест пока не нашел широкого применения: мешает наша извечная беда — отсутствие денег на медицину.
Палата номер пять
Представьте на минуту — после очередного осмотра врач торжественно объявляет: «Сегодня я покажу вам клинику, где вы будете рожать». Разговор абсолютно немыслимый в российских условиях! Во-первых, у сотрудников женской консультации нет времени водить своих подопечных на такие экскурсии, во-вторых, российский роддом — учреждение закрытое, попасть туда можно только с направлением на госпитализацию от районного гинеколога или в сопровождении бригады «Скорой помощи». Место в родильной палате наверняка найдется, но лично вас там никто не знает и не ждет: никаких сведений о предстоящем поступлении пациенток женская консультация в роддом не сообщает, Полная неизвестность (в какие условия попадете, от кого будет зависеть ваша жизнь в столь ответственный момент) усиливает страх перед родами.
В Великобритании на этот счет абсолютная демократия: приходи, смотри, задавай любые вопросы. Первая встреча с клиникой состоялась во время направления на УЗИ. На мое имя завели карту, познакомили с персоналом, подарили пару книг о том, как дети появляются на свет, снабдили видеокассетами, снятыми в родильном зале, и пригласили на курсы подготовки к родам. Посещать их я не стала: к сожалению, мой английский не настолько хорош.
За 3 недели до предполагаемого часа «икс» мы вместе с мужем и Йошулой снова все здесь осмотрели. Никаких марлевых масок в четыре слоя, матерчатых бахил и белых халатов — прямо в куртках и сапогах прошли по больничным коридорам в родильное отделение. Я насчитала пять одноместных палат со всеми удобствами, включая туалет. Как мало беременной женщине нужно для счастья!
Когда моя первая дочка решила появиться на свет, я целые сутки пролежала в казенной сорочке на клеенчатой кушетке, дрожа от холода, в одном из лучших столичных роддомов, куда меня устроили по знакомству. Под кушеткой стояло судно, которым я за все время так и не решилась воспользоваться, а вы смогли бы на глазах у двух соседок?
В палате, которую мне в скором времени предстояло занять, была специальная родильная кровать, рядом — только руку протяни — висела маска с закисью азота: этот газ применяется для анестезии. (Роды без обезболивания в Абердине считаются варварством. Если закись азота не помогает, пациентке сразу же вводят анальгетики в вену или спинномозговой канал.} У стены ждала своего часа люлька для малыша, в стороне стояли стулья и кресло, в центре комнаты
лежал огромный наполовину сдутый мяч. Он-то здесь зачем? Йошула объяснила: на мяч можно сесть, прилечь на него — словом, принять наиболее комфортную позу и расслабиться в промежутке между схватками. Делать это лучше под музыку: в моем распоряжении был двухкассетный магнитофон со специально подобранными записями, успокаивающими и облегчающими родовые муки.
В Абердине я не чувствовала себя отрезанной от мира: в комнате отдыха был телевизор, в холле — телефон (хоть на Марс звони, никто слова не скажет!), на кухне можно пообщаться с соседками за чашкой чая. «Не забудьте взять с собой печенье!» — напутствовала Йошула. Узнав, что в России женщинам запрещается есть и пить во время родов, она удивленно округлила глаза и посочувствовала: «Вот бедняжки!» К сожалению, воспользоваться этой замечательной палатой мне не пришлось. Роды с самого начала не заладились — я попала в отделение патологии беременности. Обстановка там была почти спартанская — 4 кровати с тумбочками, на них — молитвенник. Чтобы уединиться, следовало задернуть занавеску наподобие ширмы.
Во время обеда посередине палаты накрыли раздвижной стол. Выбор и вкусовые качества блюд — как в ресторане. Но меня поразили не кулинарные изыски как таковые, а сам факт -тут кормят. В российском роддоме, если что-то пошло не так и не исключена вероятность хирургического вмешательства, вам не то что котлеты деволяй — глотка воды не подадут, соблюдая незыблемое правило: оперировать только на пустой желудок! Правда, кесарево сечение делают одной из 20 будущих мам, а голодают и мучаются жаждой практически все.
Еще один приятный сюрприз – здесь перед родами не бреют и не ставят очистительных клизм: после этих малопривлекательных процедур, с которых все начинается в российских родовспомогательных учреждениях, чувствуешь себя героиней романа Достоевского «Униженные и оскорбленные».
Шпаргалка для медсестры
Самое странное в шотландской системе патронажа — отсутствие постоянного контакта с гинекологом и другими врачами. В России беременная женщина должна 2 раза за 9 месяцев посетить терапевта, офтальмолога, стоматолога и прочих специалистов. В Абердине такие визиты не практикуются. В начале беременности меня принял семейный врач, в середине -молодая докторица из клиники, пребывавшая в еще более «интересном» положении, чем я сама, в конце — сотрудник родильного отделения. Встречи «на высшем уровне» носили формальный характер: по существу, все решали Йошула и ее коллеги из роддома.
В Великобритании средний медицинский персонал имеет довольно сложную профессиональную иерархию и даже носит специальные погончики на халатах соответственно рангу. Служебные обязанности, вопросы к пациентам, план обследования и варианты лечения расписаны по пунктам, а все результаты фиксируются в электронной базе данных. Бесспорно, подробная инструкция экономит время, облегчает работу, позволяет ничего не упустить из виду и дает возможность оценить ситуацию беглым взглядом. Но она же отучает думать самостоятельно и прогнозировать события, не учитывает многогранность и непредсказуемость жизни — словом, не оправдывает себя в сложных случаях, требующих экстраординарных решений. Спору нет, будущее медицины — за компьютерными технологиями, но нельзя же лечить по e-мейлу и принимать роды по Интернету!
К сожалению, мой случай не укладывался в акушерские стандарты: сначала схватки, через 10-18 часов -излитие околоплодных вод, вслед за этим — бодрый младенческий крик. Воды отошли утром, а родовой деятельности не было почти двое суток! В медицинском институте меня учили: чем дольше безводный промежуток, тем выше риск инфекционных заболеваний малыша — разорвавшаяся плодная оболочка больше не защищает его от внешнего мира. Единственно возможный вариант в такой
ситуации — поскорее заставить «ленивую» матку трудиться при помощи стимуляторов. Мне даже в голову не приходило, что в Великобритании на этот счет другие правила.
Наступил вечер, я волновалась все сильнее. Медсестры успокаивали как могли, но стимулировать роды не торопились. От частого повторения всех этих жизнерадостных «найс», «файн» и «о кей», сопровождаемых ободряющими улыбками, меня охватила жуткая паника. Тогда на моем животе закрепили кардиопояс, фиксирующий сердцебиение плода, чтобы я не сомневалась: ребенок жив, и пожелали спокойного сна. А ночка-то выдалась исключительно кошмарная! Я убеждала себя, что нахожусь в цивилизованной стране с низкой детской смертностью, что в случае чего нас обязательно спасут. Но внутренний голос предательски нашептывал: «Кто сказал, что смертность здесь низкая? Они сказали. А кто-нибудь проверил? И с какой стати при таком отношении к роженицам смертность должна быть низкой?» Под утро я позвонила мужу в полной истерике. Он тут же примчался в клинику и добился встречи… нет, не с врачом — всего лишь с медсестрой, которая была рангом чуть выше остальных.
Она объяснила: раньше в Великобритании роды стимулировали сразу после излития вод. Потом провели какое-то исследование и выяснили: искусственные схватки плохо отражаются на ребенке (а оставаться в безводной среде ему полезно?!). В абердинском госпитале выжидают 24 часа, но есть и такие клиники, где родовую деятельность вызывают лишь через двое суток! Никаких исключений {даже под нашу личную ответственность — а мы с мужем оба врачи! — с соответствующей распиской в медицинской карте) они сделать не могут: персонал обязан неукоснительно следовать инструкции.
Когда сутки томительного ожидания истекли, в отделении искусственных родов не оказалось свободных палат. Пришлось терпеть еще 6 часов. Наконец меня усадили на стол, который при необходимости моментально превращался из родильного в операционный, и подложили под спину геометрическую фигуру неопределенной формы: на нее можно было откинуться под углом 45° (роды лежа здесь не одобряют). Подсоединили капельницу: дозу стимулятора отсчитывал специальный прибор, поддерживавший заданную интенсивность схваток. Акушерка (теперь она находилась при мне неотлучно) регулировала родовую деятельность, изменяя настройку панели управления. Датчики следили за сердцебиением плода и состоянием матки. Несколько раз в палату заглядывал врач. Толку от его присутствия практически не было: к тому времени я уже убедилась, что за местных докторов работает инструкция,
Через 36 часов от начала всей этой шотландской эпопеи появилась на свет Василиса. Двумя часами позже мне вручили ребенка, усадили в кресло-каталку, отвезли в послеродовую палату на двоих с совмещенным санузлом и разрешили принять душ (немыслимая роскошь по российским меркам!), предупредив: если в ванной вдруг станет плохо, нужно дернуть за шнурок — медсестра откроет дверь особым ключом.
На следующий день мы с новорожденной дочкой принимали гостей. Пол пестрел цветочными лепестками и следами мокрых подошв (посетители были в верхней одежде и уличной обуви), но подобные мелочи, похоже, здесь никого не волновали. На 4-й день нас выписали домой, а на 10-й снова поместили в клинику: у дочки усилилась желтуха, уровень билирубина (вещества, окрашивающего кожу в охристый цвет) вырос в 3 раза по сравнению с нормой. Малышку положили под ультрафиолетовую лампу, утром взяли анализ крови (результат улучшился, но до нормы было еще далеко) и отпустили восвояси.
В России за такими новорожденными наблюдают в стационаре, проводят повторные сеансы ультрафиолетового облучения, пока биохимические показатели не выровняются и желтизна не сойдет на нет. Шотландским педиатрам достаточно знать, что патологический процесс пошел на убыль, а там хоть трава не расти: в инструкции на этот счет ничего не сказано. Промедление со стимуляцией родов и пущенная на самотек желтуха не прошли бесследно — они вылились в неврологические проблемы и трудности в развитии, которых не было у старшей дочери.
В общем, рожать в Шотландии легко, приятно и удобно для мамы, но, как выяснилось, небезопасно для ребенка, а у нас в России — тяжело во многих отношениях, зато с наименьшим риском для малыша. Если бы я решила произвести на свет дитя в третий раз, сделала бы это только у нас: боге ним, с комфортом, лишь бы младенец был здоров!
Комментарий специалиста
Слово детскому неврологу Московского медико-психологического центра диагностики и консультирования «Надежда» Нине Ивановне АНДРИЕНКО:
— Чем дольше длятся роды (а сигнал к их началу — не только схватки, но и из-литие околоплодных вод), тем больше опасность для нежной и уязвимой нервной системы ребенка. Длительный безводный промежуток повышает риск внутриутробной инфекции — целостность плодного пузыря нарушена, и в стерильную среду устремляются всевозможные микробы.
Но есть и другой повод для тревоги. Амниотическая жидкость служит своеобразным амортизатором, компенсирующим и равномерно распределяющим давление, которое оказывает на малыша матка, пришедшая в тонус накануне родов. В отсутствие такого амортизатора ребенок страдает от избыточной компрессии, которая помимо всего прочего затрудняет кровообращение в плаценте и пуповине, заставляя дитя буквально задыхаться от острой интра-„. натальной (возникшей во время родов) гипоксии. Она вызывает нарушение мозгового кровообращения, создает условия для
кровоизлияний под оболочки головного мозга, повышает риск родовой травмы и гибели ребенка. Если его удается спасти, последствия перенесенных страданий приводят к так называемой перинатальной энцефалопатии, проявляющейся нарушениями мышечного тонуса, чрезмерной возбудимостью или заторможенностью крохи, повышенным внутричерепным давлением, задержкой психомоторного развития и другими проблемами — многие из них «аукаются» человеку на протяжении жизни. У отечественных медиков существует правило: роды должны длиться не больше суток, иначе опасность для ребенка многократно возрастает и приходится прибегать к кесареву сечению.
Особо нужно сказать о желтухе новорожденных. Билирубин, который образуется при этом, — сильнейший яд для детской нервной системы, тем более для ослабленной длительной гипоксией. Он усиливает ее последствия и может вызвать необратимые нарушения, ведущие к утрате интеллектуального потенциала и инвалидности. Маме Василисы, оказавшейся заложницей бюрократизированной системы родовспоможения, остается только посочувствовать. Нет ничего хуже, чем понимать всю меру угрозы для ребенка, знать, как нужно действовать в такой ситуации, и не иметь возможности ничего сделать. О том, что рожать в Абердине небезопасно, свидетельствует скандал, разгоревшийся здесь несколько лет назад, когда в грязном белье, отправленном в стирку из роддома, сотрудники прачечной обнаружили… новорожденного без признаков жизни! Формальное отношение к делу в медицине оборачивается халатностью, и это чудовищное происшествие — к сожалению, не случайность, а закономерность.
Популярная медицина № 4 — 2005

Комментариев пока нет.

Добавить комментарий


About Беркегейм Михаил

Я родился 23 ноября 1945 года в Москве. Учился в школе 612. до 8 класса. Мама учитель химии. Папа инженер. Я очень увлекался химией и радиоэлектроникой. Из химии меня очень увлекала пиротехника. После взрыва нескольких помоек , я уже был на учете в детской комнате милиции. У меня была кличка Миша – химик. Из за этого после 8 класса дед отвел меня в 19 мед училище. Где меня не знали. Мой отчим был известный врач гинеколог. В 1968 году я поступил на вечерний факультет медицинского института. Мой отчим определил мою профессию. Но увлечение электроникой не прошло, и я получил вторую специальность по электронике. Когда я стал работать врачом гинекологом в медицинском центре «Брак и Семья» в 1980 году, я понял., что важнейшим моментом в лечении бесплодия является совмещение по времени секса и овуляции. Мне было известно, что овуляция может быть в любое время и несколько раз в месяц. И самое главное, что часто бывают все признаки овуляции. Но ее не происходит. Это называется псевдоовуляция. Меня посетила идея создать прибор надежно определяющий овуляцию. На это ушло около 20 лет. Две мои жены меня не поняли. Я мало времени уделял семье. Третья жена уже терпит 18 лет. В итоге прибор получился. Этот прибор помог вылечить бесплодие у очень многих женщин…