Моя младшая дочь Василиса появилась на свет в шотландском городе Абердине. Во всем, что касается условий и оборудования, — полная иллюзия перемещения во времени по меньшей мере лет на сто вперед! В России, наверное,так будут рожать только в конце XXI века. Хотя лично я от этой перспективы не в восторге. Да и можно ли сложнейший физиологический процесс — роды проводить по раз и навсегда заведенной схеме, пусть даже составленной по стандартам третьего тысячелетия?
Популярная медицина № 4
Наталья НИКОЛАЕВА, врач
Беременность с комфортом
Куда идет наша соотечественница, предполагающая стать мамой? В женскую консультацию. С этого момента она уже не принадлежит себе: за ее состоянием на протяжении всей беременности пристально наблюдает акушер-гинеколог. За несколько дней до очередного визита к врачу нужно сдать анализы, чтобы результаты были готовы к моменту осмотра. С этой процедурой у меня связаны самые неприятные воспоминания.
Встаешь чуть свет, полусонная несешься в поликлинику, цепенея при мысли, что со злосчастной банки из-под майонеза соскочила самодельная крышка — кусок кальки на резинке и анализ мочи уже плещется в сумке! Борясь с верной спутницей токсикоза — тошнотой, выстаиваешь бесконечную очередь из прочищающих горло бабулек и шмыгающих носом студентов перед дверью процедурного кабинета, из последних сил стараешься не упасть в обморок, когда берут кровь (что при моих сосудах, увы, не всегда получается с первого раза даже из пальца).
В этом смысле шотландская система патронажа беременных, рассчитанная на максимальный комфорт для женщины, нравится мне намного больше отечественной!
В Абердине после визита к семейному доктору меня «прикрепили» к медсестре. Она должна была наблюдать за моим состоянием до рождения ребенка и затем еще 14 дней после родов. Каждые 2-3 недели я приходила в поликлинику к назначенному часу и приносила анализ мочи в выданной мне для этой цели пластмассовой пробирке с плотно пригнанной пробкой. Ни о каких «протечках» из такой тары не могло быть и речи! Йошула (так звали медсестру) погружала в нее специальную полоску с тест-системой, выливала соломенно-желтую жидкость в раковину, а пустую пробирку возвращала мне. Я вставала на весы, после чего вооружившаяся сантиметром Йошула колдовала над моим животом, определяя, насколько он увеличился с момента нашей последней встречи.
Затем, затаив дыхание, мы слушали, как бьется сердце будущего малыша. Поверьте, никакая музыка в мире не сравнится с головокружительным ритмом стремительно развивающейся жизни! У Йошулы был специальный акустический приборчик, усиливающий звук. Эта заморская диковинка очень пригодилась бы российским акушерам: ведь они до сих пор определяют сердцебиение плода стетоскопом, которым их коллеги пользовались еще в XIX веке!
Пожалуй, самой трогательной процедурой было ультразвуковое исследование: мне позволили вдоволь полюбоваться крохотным существом на экране монитора, обстоятельно прокомментировали увиденное и подарили фотографию ребенка на память. Эти «исторические» кадры, снятые до рождения малыша, в шотландских семьях помещают на первые страницы детских фотоальбомов.
Помимо обычного — клинического (из пальца) и биохимического (из вены) анализа крови всем беременным женщинам в Великобритании делают специальное генетическое исследование, позволяющее заподозрить тяжелое врожденное заболевание -синдром Дауна. Благодаря повсеместному дородовому тестированию в последнее десятилетие у английских малышей этот недуг практически не встречается. В России такой тест пока не нашел широкого применения: мешает наша извечная беда — отсутствие денег на медицину.
Палата номер пять
Представьте на минуту — после очередного осмотра врач торжественно объявляет: «Сегодня я покажу вам клинику, где вы будете рожать». Разговор абсолютно немыслимый в российских условиях! Во-первых, у сотрудников женской консультации нет времени водить своих подопечных на такие экскурсии, во-вторых, российский роддом — учреждение закрытое, попасть туда можно только с направлением на госпитализацию от районного гинеколога или в сопровождении бригады «Скорой помощи». Место в родильной палате наверняка найдется, но лично вас там никто не знает и не ждет: никаких сведений о предстоящем поступлении пациенток женская консультация в роддом не сообщает, Полная неизвестность (в какие условия попадете, от кого будет зависеть ваша жизнь в столь ответственный момент) усиливает страх перед родами.
В Великобритании на этот счет абсолютная демократия: приходи, смотри, задавай любые вопросы. Первая встреча с клиникой состоялась во время направления на УЗИ. На мое имя завели карту, познакомили с персоналом, подарили пару книг о том, как дети появляются на свет, снабдили видеокассетами, снятыми в родильном зале, и пригласили на курсы подготовки к родам. Посещать их я не стала: к сожалению, мой английский не настолько хорош.
За 3 недели до предполагаемого часа «икс» мы вместе с мужем и Йошулой снова все здесь осмотрели. Никаких марлевых масок в четыре слоя, матерчатых бахил и белых халатов — прямо в куртках и сапогах прошли по больничным коридорам в родильное отделение. Я насчитала пять одноместных палат со всеми удобствами, включая туалет. Как мало беременной женщине нужно для счастья!
Когда моя первая дочка решила появиться на свет, я целые сутки пролежала в казенной сорочке на клеенчатой кушетке, дрожа от холода, в одном из лучших столичных роддомов, куда меня устроили по знакомству. Под кушеткой стояло судно, которым я за все время так и не решилась воспользоваться, а вы смогли бы на глазах у двух соседок?
В палате, которую мне в скором времени предстояло занять, была специальная родильная кровать, рядом — только руку протяни — висела маска с закисью азота: этот газ применяется для анестезии. (Роды без обезболивания в Абердине считаются варварством. Если закись азота не помогает, пациентке сразу же вводят анальгетики в вену или спинномозговой канал.} У стены ждала своего часа люлька для малыша, в стороне стояли стулья и кресло, в центре комнаты
лежал огромный наполовину сдутый мяч. Он-то здесь зачем? Йошула объяснила: на мяч можно сесть, прилечь на него — словом, принять наиболее комфортную позу и расслабиться в промежутке между схватками. Делать это лучше под музыку: в моем распоряжении был двухкассетный магнитофон со специально подобранными записями, успокаивающими и облегчающими родовые муки.
В Абердине я не чувствовала себя отрезанной от мира: в комнате отдыха был телевизор, в холле — телефон (хоть на Марс звони, никто слова не скажет!), на кухне можно пообщаться с соседками за чашкой чая. «Не забудьте взять с собой печенье!» — напутствовала Йошула. Узнав, что в России женщинам запрещается есть и пить во время родов, она удивленно округлила глаза и посочувствовала: «Вот бедняжки!» К сожалению, воспользоваться этой замечательной палатой мне не пришлось. Роды с самого начала не заладились — я попала в отделение патологии беременности. Обстановка там была почти спартанская — 4 кровати с тумбочками, на них — молитвенник. Чтобы уединиться, следовало задернуть занавеску наподобие ширмы.
Во время обеда посередине палаты накрыли раздвижной стол. Выбор и вкусовые качества блюд — как в ресторане. Но меня поразили не кулинарные изыски как таковые, а сам факт -тут кормят. В российском роддоме, если что-то пошло не так и не исключена вероятность хирургического вмешательства, вам не то что котлеты деволяй — глотка воды не подадут, соблюдая незыблемое правило: оперировать только на пустой желудок! Правда, кесарево сечение делают одной из 20 будущих мам, а голодают и мучаются жаждой практически все.
Еще один приятный сюрприз – здесь перед родами не бреют и не ставят очистительных клизм: после этих малопривлекательных процедур, с которых все начинается в российских родовспомогательных учреждениях, чувствуешь себя героиней романа Достоевского «Униженные и оскорбленные».
Шпаргалка для медсестры
Самое странное в шотландской системе патронажа — отсутствие постоянного контакта с гинекологом и другими врачами. В России беременная женщина должна 2 раза за 9 месяцев посетить терапевта, офтальмолога, стоматолога и прочих специалистов. В Абердине такие визиты не практикуются. В начале беременности меня принял семейный врач, в середине -молодая докторица из клиники, пребывавшая в еще более «интересном» положении, чем я сама, в конце — сотрудник родильного отделения. Встречи «на высшем уровне» носили формальный характер: по существу, все решали Йошула и ее коллеги из роддома.
В Великобритании средний медицинский персонал имеет довольно сложную профессиональную иерархию и даже носит специальные погончики на халатах соответственно рангу. Служебные обязанности, вопросы к пациентам, план обследования и варианты лечения расписаны по пунктам, а все результаты фиксируются в электронной базе данных. Бесспорно, подробная инструкция экономит время, облегчает работу, позволяет ничего не упустить из виду и дает возможность оценить ситуацию беглым взглядом. Но она же отучает думать самостоятельно и прогнозировать события, не учитывает многогранность и непредсказуемость жизни — словом, не оправдывает себя в сложных случаях, требующих экстраординарных решений. Спору нет, будущее медицины — за компьютерными технологиями, но нельзя же лечить по e-мейлу и принимать роды по Интернету!
К сожалению, мой случай не укладывался в акушерские стандарты: сначала схватки, через 10-18 часов -излитие околоплодных вод, вслед за этим — бодрый младенческий крик. Воды отошли утром, а родовой деятельности не было почти двое суток! В медицинском институте меня учили: чем дольше безводный промежуток, тем выше риск инфекционных заболеваний малыша — разорвавшаяся плодная оболочка больше не защищает его от внешнего мира. Единственно возможный вариант в такой
ситуации — поскорее заставить «ленивую» матку трудиться при помощи стимуляторов. Мне даже в голову не приходило, что в Великобритании на этот счет другие правила.
Наступил вечер, я волновалась все сильнее. Медсестры успокаивали как могли, но стимулировать роды не торопились. От частого повторения всех этих жизнерадостных «найс», «файн» и «о кей», сопровождаемых ободряющими улыбками, меня охватила жуткая паника. Тогда на моем животе закрепили кардиопояс, фиксирующий сердцебиение плода, чтобы я не сомневалась: ребенок жив, и пожелали спокойного сна. А ночка-то выдалась исключительно кошмарная! Я убеждала себя, что нахожусь в цивилизованной стране с низкой детской смертностью, что в случае чего нас обязательно спасут. Но внутренний голос предательски нашептывал: «Кто сказал, что смертность здесь низкая? Они сказали. А кто-нибудь проверил? И с какой стати при таком отношении к роженицам смертность должна быть низкой?» Под утро я позвонила мужу в полной истерике. Он тут же примчался в клинику и добился встречи… нет, не с врачом — всего лишь с медсестрой, которая была рангом чуть выше остальных.
Она объяснила: раньше в Великобритании роды стимулировали сразу после излития вод. Потом провели какое-то исследование и выяснили: искусственные схватки плохо отражаются на ребенке (а оставаться в безводной среде ему полезно?!). В абердинском госпитале выжидают 24 часа, но есть и такие клиники, где родовую деятельность вызывают лишь через двое суток! Никаких исключений {даже под нашу личную ответственность — а мы с мужем оба врачи! — с соответствующей распиской в медицинской карте) они сделать не могут: персонал обязан неукоснительно следовать инструкции.
Когда сутки томительного ожидания истекли, в отделении искусственных родов не оказалось свободных палат. Пришлось терпеть еще 6 часов. Наконец меня усадили на стол, который при необходимости моментально превращался из родильного в операционный, и подложили под спину геометрическую фигуру неопределенной формы: на нее можно было откинуться под углом 45° (роды лежа здесь не одобряют). Подсоединили капельницу: дозу стимулятора отсчитывал специальный прибор, поддерживавший заданную интенсивность схваток. Акушерка (теперь она находилась при мне неотлучно) регулировала родовую деятельность, изменяя настройку панели управления. Датчики следили за сердцебиением плода и состоянием матки. Несколько раз в палату заглядывал врач. Толку от его присутствия практически не было: к тому времени я уже убедилась, что за местных докторов работает инструкция,
Через 36 часов от начала всей этой шотландской эпопеи появилась на свет Василиса. Двумя часами позже мне вручили ребенка, усадили в кресло-каталку, отвезли в послеродовую палату на двоих с совмещенным санузлом и разрешили принять душ (немыслимая роскошь по российским меркам!), предупредив: если в ванной вдруг станет плохо, нужно дернуть за шнурок — медсестра откроет дверь особым ключом.
На следующий день мы с новорожденной дочкой принимали гостей. Пол пестрел цветочными лепестками и следами мокрых подошв (посетители были в верхней одежде и уличной обуви), но подобные мелочи, похоже, здесь никого не волновали. На 4-й день нас выписали домой, а на 10-й снова поместили в клинику: у дочки усилилась желтуха, уровень билирубина (вещества, окрашивающего кожу в охристый цвет) вырос в 3 раза по сравнению с нормой. Малышку положили под ультрафиолетовую лампу, утром взяли анализ крови (результат улучшился, но до нормы было еще далеко) и отпустили восвояси.
В России за такими новорожденными наблюдают в стационаре, проводят повторные сеансы ультрафиолетового облучения, пока биохимические показатели не выровняются и желтизна не сойдет на нет. Шотландским педиатрам достаточно знать, что патологический процесс пошел на убыль, а там хоть трава не расти: в инструкции на этот счет ничего не сказано. Промедление со стимуляцией родов и пущенная на самотек желтуха не прошли бесследно — они вылились в неврологические проблемы и трудности в развитии, которых не было у старшей дочери.
В общем, рожать в Шотландии легко, приятно и удобно для мамы, но, как выяснилось, небезопасно для ребенка, а у нас в России — тяжело во многих отношениях, зато с наименьшим риском для малыша. Если бы я решила произвести на свет дитя в третий раз, сделала бы это только у нас: боге ним, с комфортом, лишь бы младенец был здоров!
Комментарий специалиста
Слово детскому неврологу Московского медико-психологического центра диагностики и консультирования «Надежда» Нине Ивановне АНДРИЕНКО:
— Чем дольше длятся роды (а сигнал к их началу — не только схватки, но и из-литие околоплодных вод), тем больше опасность для нежной и уязвимой нервной системы ребенка. Длительный безводный промежуток повышает риск внутриутробной инфекции — целостность плодного пузыря нарушена, и в стерильную среду устремляются всевозможные микробы.
Но есть и другой повод для тревоги. Амниотическая жидкость служит своеобразным амортизатором, компенсирующим и равномерно распределяющим давление, которое оказывает на малыша матка, пришедшая в тонус накануне родов. В отсутствие такого амортизатора ребенок страдает от избыточной компрессии, которая помимо всего прочего затрудняет кровообращение в плаценте и пуповине, заставляя дитя буквально задыхаться от острой интра-„. натальной (возникшей во время родов) гипоксии. Она вызывает нарушение мозгового кровообращения, создает условия для
кровоизлияний под оболочки головного мозга, повышает риск родовой травмы и гибели ребенка. Если его удается спасти, последствия перенесенных страданий приводят к так называемой перинатальной энцефалопатии, проявляющейся нарушениями мышечного тонуса, чрезмерной возбудимостью или заторможенностью крохи, повышенным внутричерепным давлением, задержкой психомоторного развития и другими проблемами — многие из них «аукаются» человеку на протяжении жизни. У отечественных медиков существует правило: роды должны длиться не больше суток, иначе опасность для ребенка многократно возрастает и приходится прибегать к кесареву сечению.
Особо нужно сказать о желтухе новорожденных. Билирубин, который образуется при этом, — сильнейший яд для детской нервной системы, тем более для ослабленной длительной гипоксией. Он усиливает ее последствия и может вызвать необратимые нарушения, ведущие к утрате интеллектуального потенциала и инвалидности. Маме Василисы, оказавшейся заложницей бюрократизированной системы родовспоможения, остается только посочувствовать. Нет ничего хуже, чем понимать всю меру угрозы для ребенка, знать, как нужно действовать в такой ситуации, и не иметь возможности ничего сделать. О том, что рожать в Абердине небезопасно, свидетельствует скандал, разгоревшийся здесь несколько лет назад, когда в грязном белье, отправленном в стирку из роддома, сотрудники прачечной обнаружили… новорожденного без признаков жизни! Формальное отношение к делу в медицине оборачивается халатностью, и это чудовищное происшествие — к сожалению, не случайность, а закономерность.
Популярная медицина № 4 — 2005